Самое лучшее - ходить по незнакомым местам одной, потому что приключения не заставят себя ждать!
Я помню, как в мой первый вечер в Дублине, я бесцельно шаталась после Мессы у доминиканцев в районе Black Church и Культурного Центра Дж. Джойса, когда ко мне подошел пожилой джентельмен - поджарый и высокий, как почти все ирландцы - и предложил пройтись по джойсовским местам...
Такие вот пожилые джентельмены появляются, как волшебники - откуда-то из туманного закоулка, с загадочным взглядом и учтивыми манерами. Они, как в сказке, точно знают, что я ищу, и очень заботливо предлагают куртку и помогают мне завязать шарф.
...и вот я уже 2 часа хожу по кладбищу. Восхитилась прекрасным склепом над телами Абеляра и Элоизы, выкурила сигарету у могилы Джима Моррисона, написала любовное письмо Моди на могиле Модильяни и Жанны Эбютерн, припудрилась у могилы Уайльда, прочитала стихотворение-эпитафию Аполлинера, и в изнеможении села на каменный приступ напротив Шопена. И тут... откуда не возьмись появляется пожилой месье!
Выглядит он так же волшебно - как шекспировский Пэк - высокий, с кудрявой головой и театральной жестикуляцией. "О, вы тут ходите совсем одна! А я вас заприметил уже давно, мадемуазель... А вы видели здесь могилу Беллини? Как! Вы не видели Беллини?"
читать дальшеИ совершенно как в спектакле мы идем с ним какими-то узенькими проходами, петляем между могилами, кустарниками и мшистыми камнями (ведь он уже 6 лет водит здесь экскурсии и вообще "преданный поклонник Пер Лашез"), и вот он - покойный Беллини. А вот Мольер и Лафонтен - один подле другого, лежат бок о бок, соседствуют на том свете.
Вот могила Сары Бернар ("Она велела выкопать склеп задолго до своей смерти, и часто спускалась туда... когда ее спрашивали, зачем она это делает - Сара говорила: "Я иду репетировать смерть!" А у нее было много любовников, вообще-то мужчины, но иногда и женщины - ради ее каприза. Так вот. Она принимала любовников в высоких покоях, к которым надо было взбираться по лестнице. И если она слышала, что взойдя наверх, любовник тяжело дышал - то велела его прогнать. Такие не годились! Она любила экзотику. Дома у нее жили 2 черепахи, попугаи и даже крокодил, аллигатор..."), а вот надгробие журналиста Виктора Нуара ("Он пользовался колоссальным успехом у женщин! Потому-то скульптор и изобразил его с эрекцией. Женщины призжают на эту могилу со всего света! Если его погладить - это приносит любовь! Носки ботинок тоже блестят - все потому, что нос ботинка - это фаллический символ..."). А вот еще склеп княгини Демидовой ("Она вампир. Когда долго работаешь у могилы этой принцессы - то, чувствуешь себя опустошенным. Она ведь была русской, православной, а посмотрите - никакой религиозной символики. Вот зато барельефы горностаев, и топоры - символы подземного мира - и маски волков. Она умерла 8 апреля 1818 - три восьмерки - это вампирский шифр... но вы не бойтесь - вы же со мной.").
Посмотрели мы и на деревья-некрофаги, которые корнями отваливают надгробные камни, пролезают в могилы и питаются мертвыми. Дерево, когда дотронешься, очень горячее ("вот выступ, видите? Надо сесть на него - вот так - и если болит спина - вздохнуть, прислониться к коре - и боль проходит").
И так мы идем, а кладбище закрывается через час, и улицы его пустеют...и небо вдруг все покрывается тучами, дует сильный ветер... и когда мы стоим у могилы Сары Бернар, начинается ливень, и все как-будто исчезают... Мы прячемся в склепе какой-то рыцарской фамилии. Ни звука снаружи. Только шум ливня, клекот травы и вой сумасшедших, которые шастают по Пер Лашез и беспрестанно что-то говорят-говорят-говорят своими безумными голосами с безумными интонациями. "Прекрасные старинные склепы... Многие разорены.. вандализм. В начале 19 века здесь собирались преступники, coquillards...тут у них были штабы. Чего тут только не было! И сатанисты, и спиритические сеансы, и черные мессы..."
Потом мы идем к урне Изадоры Дункан, у которой лежат грязные потоптанные пуанты и высохшие цветы, спускаемся в коломбарий... идем дальше и дальше среди могил, уже к выходу.
"Я верю в спиритизм и в реинкарнацию", - говорит мне Жорж, стоя исполином на фоне неба, перемешивающего в себе все оттенки серого, - "как-то на Пер Лашез приезжала женщина-медиум. Камни аж ходуном ходили, и сама она, дотронувшись до могил, приподнималась так, как на руках было бы невозможно"...
Он провожает меня до ворот - "метро за поворотом. Пройдешь прямо и направо" - как Харон, из загробного мира. Мы целуемся на прощание. Я выхожу на Avenue Gambetta. Время снова начинает течь своим чередом. Небо разглаживает на своем лбу складки, улыбается синим и лазурным. Ветер стихает... Светит солнце.
Мой вождь и я на этот путь незримый
Ступили, чтоб вернуться в ясный свет,
И двигались все вверх, неутомимы,
Он - впереди, а я ему вослед,
Пока моих очей не озарила
Краса небес в зияющий просвет;
И здесь мы вышли вновь узреть светила...