Мое знакомство с Амедео Модильяни началось не с "Девочки в голубом", не с увлечения Монмартром, и даже не со стихов Анны Ахматовой. Началось оно в метро, на длинном перегоне от одной конечной до другой, через весь город, со статьи в каком-то журнале биографий.
Репродукции в статье если и были, то незапоминающиеся, текст - тоже оставлял желать лучшего. И из всей заметки запомнился мне только один пассаж : что, когда смертельно уже больного туберкулезом художника друзья уговаривали жениться, он отвечал - "нет, я жду ту, которая приходит ко мне во снах". И он дождался. Она пришла к нему в образе Жанны Эбютерн, дочери бухгалтера из Бон Марше, художницы и модели. Может быть, это просто легенда - про девушку из снов. Скорее всего - легенда. Но именно она проводила Моди до смерти, зная, что смерть - это плата за бессмертие, и в ту же ночь выбросилась из окна, будучи на девятом месяце беременности их вторым ребенком.
Эта история поражает меня до сих пор. Париж. 1920-й. Новое время стремительно накатывает, размозживая своей тушей старое. Мир начинает гудеть поездами, стрекотать пленками видеопроекторов, революции сменяются мировыми войнами, и на фоне этого - история одной семьи. Вполне в духе того времени и его настроений, с одной стороны, а с другой - это древнегреческая трагедия, это Медея и Федра, и с такого угла - это что-то, беременное Вечностью.
читать дальшеС тех пор, прочитав о Моди и посетителях "Ротонды" того времени ни одну книгу, я стала воспринимать их, как своих любимых друзей. Коммерчески успешные Пикассо, Жан Кокто, Аполлинер, с одной стороны, а с другой - нищие, но вечно ищущие себя (и немного денег на эти поиски) Моди, Кислинг, Утрилло, Сутин... И тут же за соседним столиком - и Макс Жакоб, и скульптор Константин Бранкуши, и Мен Рэй. И Saisons Russes Дягилева с безумным Нижинским и Саломеей-Идой Рубинштейн. А примерно в это самое время мой любимый Лорка пишет в Испании свой первый сборник "Impresiones y paisajes"...
Но Моди - как сказала о нем Ахматова - "у него была голова Антиноя и глаза с золотыми искрами" - мой самый любимый друг. «Это был звездный мальчик, для которого реальность просто не существовала», – писал о нем Леопольд Зборовский, его агент и друг, вечно мечущийся по Парижу, в поисках настоящих перекупщиков картин.
Картин Моди я никогда не видела, до этого воскресения, когда после григорианской Мессы в Соборе Парижской Богоматери, я отправилась в Пинакотеку на Place de Madeleine, расположенную рядом с помпезнейшей неоклассической церковью Св. Марии Магдалины.
В Пинакотеке сейчас проходит временная выставка из собрания Джонаса Неттера "Modigliani, Soutine et l'Aventure de Montparnasse". На рекламных афишах при этом - репродукции Моди. Теперь публику привлекают именно его полотнами и именем...
Первый зал был отдан под Утрилло и его мать, фовистку Сюзанн Валадон, а потом нужно было спуститься на три ступенечки вниз... и столкнуться лицом к лицу с Девочкой в Голубом Платье. И мне даже не хватит пафоса, чтобы передать, насколько то, то творит Моди - ЧУДО.
На репродукциях его картины казались скорее темными и плоскими, а на самом деле - они очень красочные, очень глубокие, объемные, сияющие.
"Девочка" - вся переливается, как ракушка. Фон у картины - перламутровый, как спинка моллюска, платье ее - драгоценное, серебристо-голубое, и тоже все искрится, за счет техники мелких разноцветных мазков, и все полотно - irisée - играет и преломляется искрами на свету.
Но самое поясающее - то, как Моди пишет кожу. Особенно на лицах. Видно, что под этой кожей пульсируют жилы...течет кровь. Чувствуется, какая эта кожа живая, мягкая и горячая. Тут отблеск упал на скулу, там - на щеке лопнул сосуд, и расползлась сеточка. Тут - лицо немного обгорело на солнце, и наощупь - еще горит, а вот лихорадочно-нездоровый румянец Сутина....
И портреты Жанны - отличаются особой нежностью - именно из-за цвета ее кожи. Когда он рисует ее лицо - нет четкого черного контура-обводки, нет густых красок - охристого, насыщенно-малинового, золоченого... А лицо ее - апрельски-акварельное, бледное и размытое, часто - как будто из-под воды или облака, и все в легких светло-бежевых мазках, как луна сияющая, и глаза, безмятежные в ангельском терпении - часто тоже без контура - все залиты голубым и сиреневым, как бухты его родной Италии с высоты птичьего полета. И нет в них того настроения, что у других натурщиц - лукавства, или грусти, или желания понравиться, а просто - покой и смирение, как будто Жанна, позировав Амедео, даже и дышать боялась, чтобы чего-то не спугнуть...
Это моя самая любимая картина, и, к счастью, она была на выставке. И несмотря на плохой уровень репродукции, можно увидеть слева на лбу и шее Жанны эти чудесные мелкие мазки светло-светло-бежевым, из-за которых ее лицо светится, как будто изнутри.
А мне больше всего нравится опавшая морщинка под правым веком, и ее глаза, смотрящие наизнанку, в себя, и такая легкая полуулыбка, которая все объясняет - и морщину, и этот взгляд...